ГОСТИНЫЙ ДВОР СУЗДАЛЯ НА СТАРОМ ФОТО
Гостиный двор в Суздале. Старое фото начала XX века.
Богоспасаемый град Суздаль крепко и безмятежно спал. Спали в своих домах городские обыватели, закончив трудовой день. Спали на постоялых дворах приезжие по делам и богомольцы, отдыхая от утомительной дороги. Угомонились поздние гуляки, шумевшие на улицах после закрытия кабаков. Спали сторожа, обязанные обходить свои участки с колотушками. Спали дозорные в Гостином дворе, обязанные охранять лавки и амбары. Спал сторож в городовом магистрате, обязанный охранять деловые бумаги и магистратскую казну. Стояла тихая ночь с 1 на 2 ноября 1776 года.
Не спал по какой-то причине дядя Митяй по прозванию Питерский - он сторожил лошадей при городовом магистрате. Его-то крик и раздался в ночи: «Горим!»
От крика проснулся отставной солдат Федор Орлов, который состоял дневальным при магистрате и спал на лавке возле натопленной печки. Сунув ноги в сапоги и накинув шубу, Федор Орлов выбежал на крыльцо и увидел, что неподалеку от магистрата пылают две лавки Гостиного двора. Он бросился в помещение, растолкал сторожа Ивана Голицына, велел ему готовить к выносу бумаги и ларцы с казной. Сам побежал к дяде Митяю, сказал, чтоб выводил лошадей из конюшни да ударил в набат.
Огонь быстро бежал по Гостиному двору; искры уже падали на крышу магистрата - вот-вот займется.
Первым делом вынесли из канцелярии образа, затем стали выносить столы и дела. Все складывали в каменный соляной амбар, находившийся на задворках магистрата. Канцелярист Андрей Бессонов держал чулан с архивными делами и денежной казной на замке, а ключ от замка носил с собой. Ждать, когда прибежит Бессонов, было нельзя. Замок был сбит, и Орлов с Голицыным стали поспешно освобождать чулан. Вынесли два ларца с деньгами, а дела «хватали охапками, кто что захватит, и в такой опасности ночного времени, а наипаче, что тот пожар уже приближается к магистрату, то из тех дел иные в сенях, а иные на улице роняли, а что их стало после того налицо, того он, Орлов, в таком опасном случае был неизвестен». Не успели вынести из чулана два стола, набитые бумагами: сени магистрата уже были в огне.
Город Суздаль проснулся вдруг от звуков набатного колокола на Антипиевской колокольне. Было правило: веревки от набатных колоколов должны висеть снаружи почти до земли, чтобы не было необходимости при пожарах карабкаться на колокольню.
Вокруг горящего Гостиного двора засуетились люди, женщины с ведрами становились цепочками к двум колодцам. Пожарные бочки были пусты и бесполезны: при начавшихся заморозках держать в них постоянно воду было бессмысленно. Иные отчаянные мужики длинными баграми растаскивали горящие лавки. Дьякон Смоленской церкви Федот Журавлев ступил почти к самому огню и громко молился, держа перед собой Икону Богородицы «Неопалимыя купины».
А огонь перекидывался с лавки на лавку - и уже жители ближайших к пожару домов начали выносить на улицу и на огороды свои пожитки. Городничий Иван Мартьянов пальцем не шевельнул, чтоб спасать добро из двух своих амбаров: не до того было. Под его руководством шло уничтожение целых еще лавок, стоящих на пути распространения пожара. Это спасло Гостиный двор (даже может быть и город) от полного уничтожения огнем. Пожар заглох лишь к полудню. Еще трое суток заливали тлеющие останки лавок и амбаров водой, разгребали на пожарище золу, ища то, что еще может сгодиться в хозяйстве, устраивали, погорельцев, лишившихся крова, подсчитывали нанесенный огнем ущерб, расследовали причину пожара.
Сгорело много: 12 дворов горожан, 292 лавки, 30 амбаров, 1 харчевня, здание магистрата.
Первыми начали гореть лавки купца Прокофия Голицына и мещанина Кузьмы Узлова. Оба они были в своих лавках накануне, огнем там не пользовались и ушли из лавок к вечерней службе в церкви. Следствие конкретных виновников не установило и посчитало, что «оный пожар учинился не от хозяев, но от некоторых злых и непотребных людей.» «... И от того суздальское купечество, владетели тех лавок и амбаров, а иные и домов, разорились вконец и пришли в совершенную скудость и нищету, а показанных погоревших дворов жители за настоящим ныне зимним временем пристанища себе не имеют».
Докладывая московскому губернатору о происшествии, городские власти просили разрешить погорельцам построить на местах бывших домов и лавок хотя бы какие-нибудь временные строения, чтобы в них можно было жить и вести торговлю.
Но у губернатора было иное мнение по поводу застройки Суздаля. Поскольку в сенате уже существовало решение о перепланировке городов на манер Петербурга (с четко обозначенными улицами, площадями, кварталами и набережными), то из Москвы пришло такое разъяснение. Так как в Москве нет сейчас свободного архитектора, который мог бы быстро составить план генерального переустройства Суздаля, то следует разрешить погорельцам построить временные лавки и дома. Но с условием: владельцы их должны дать расписку, что не будут препятствовать сносу, когда в городе начнется застройка по новому плану, если по этому плану потребуется освобождать место. А предводителю суздальского дворянства дано поручение поискать архитектора, который согласился бы в короткие сроки составить план переустройства.
Таким образом, пожар 1776 года ускорил проведение в Суздале перепланировки городских улиц, но эта перепланировка осуществлялась, тем не менее, чрезвычайно долго. Только к 1788 году был сделан проект, согласно которому городу определились четкие границы, исключалась стихийная застройка улиц и площадей, поощрялось каменное строительство, а фасады домов, строящихся вдоль главных улиц (Афанасьевской, Старой, Московской, Ярославской, Владимирской, Нижегородской), должны были утверждаться губернским архитектором.
Погорельцы, между тем, согласились на все условия, дали необходимые расписки, и к 1 января 1777 года в городе уже было построено 6 дворов, 120 лавок и 2 харчевни. Находилось в строительстве 6 дворов, 20 амбаров, 182 лавки и 2 харчевни.
Деревянному Гостиному двору предстояло существовать еще 30 лет, лишь в 1806 году началось сооружение каменного, который и дожил до наших дней.